Долго думать и сожалеть, Харгу не дали. Воспользовавшись состоянием дикарки, Колхо оглушил ее ударом в висок. На его месте, Кошка поступила бы так же, а может и не ограничилась бы оглушением, а проломила бы незадачливому противнику череп и дело с концом, но сейчас ей показалось это откровенной подлостью. В голове девушки зашумело так, словно она нечаянно негаданно оказалась у ледяных потоков водопада Милость Богов. С этим водопадом у ее народа была связана любопытная легенда, мол, когда далекие предки северных племен, бывшие когда-то одним народом, столкнулись с яростью Темных Богов, которые заморозили все водоемы да так, что лед, взятый с этих рек и озер, либо не таял совсем, либо вода, полученная из него, становилась страшным ядом. Тогда жрецы, объединив усилия, взмолились Светлым Богам и те, увидев горестное положение своего народа, заставили скалу исторгнуть из себя воду. С тех пор, со скалы Тугрдуум, которую еще называют Скалой Предков, на землю низвергаются потоки воды, что не замерзает даже в самые сильные морозы, давая людям всегда чистую, свежую воду, и безмерно раздражая Темных Богов ушедших в Тень и ждущих своего часа. К чему ей вспомнилась эта история? Ах да…шум в голове. Тело дикарки, зажженное горячкой боя, пыталось встать, оборонить себя от приближающейся опасности, но разум уже не хотел этого. Он вообще ничего не хотел, наслаждаясь шумом водопада, несущего свои воды со Скалы Предков. Осознание произошедшего вернулось к дикарке только тогда, когда она увидела склонившегося над ней Колхо. Кошка отчетливо заскрипела зубами, пытаясь стряхнуть дурнотную пелену с разума, и если не встать, то хотя бы дать ненавистному имперцу под дых, отбросить его от себя. Но тело, уже лишенное контроля, отказывалось слушаться. А потом…потом случилось что-то, иначе северянка никак не могла это объяснить. 
Имперец коснулся пальцами каких-то мест на коже и Кошка подозрительно быстро обмякла против всякого своего желания. Крик сознания, медленно, но верно уплывающего в темноту, естественно никто не услышал. 
Очнулась дикарка от того, что ярко-алый луч, уходящего на заслуженных отдых Ока Богов, мазнул прямо по глазам. Харгу зажмурилась, подняла руку, пытаясь заслониться от назойливого света, а в следующую секунду рывком села, дико озираясь по сторонам. Она находилась в той же комнате, в которой проводила время до ближайшего поединка, на теле все та же кожаная броня, измятая одежда, на столе – аккуратно разложено ее оружие. Что, черт побери, произошло? Какого дьявола она здесь делает? Поединка не было? 
На такое обилие вопросов, разум решил ответить порцией боли, основная масса которой была сосредоточена в левом виске. Чисто инстинктивно прикоснувшись пальцами к этому месту, северянка ощутила болезненную пульсацию. В этот момент, словно что-то прорвало барьеры беспамятства, и на Харгу всей своей массой обрушились события сегодняшнего утра. Особенно ярко перед внутренним взором мелькали сцены из поединка. Вот она чувствует вибрацию посоха, впивающегося в живую плоть, торжество скорой победы и упоительную горячку боя, а в следующую секунду в памяти всплывают укоряющие глаза ее зверя, и мелькнувший на прощание хвост. А потом странно расплывающееся лицо ненавистного имперца и мягкая темнота, укутывающая разум. 
Кошка, уже успевшая кое-как подняться с постели, замерла, судорожно хватая ртом воздух в тщетной попытке вдохнуть. Осознание случившегося медленно, но верно накатывало на нее, сокрушительной лавиной, давя под собой остатки того, что было сознанием гордой северянки. 
Застывшие, лихорадочно расширенные зрачки застыли, наткнувшись на оружие, разложенное на столе. То, самое, которое она посвятила своим Богам, привязанное ее собственной кровью. Это стало последней каплей. Ноги дикарки подкосились, Харгу рухнула сначала на колени, а затем, не удержав равновесия — на локти. Легкие исторгли страшный, нечеловеческий вопль, больше похожий на вой или рев смертельно раненного животного. Собственно говоря, так и было. Зверь покинул ее. Она проиграла. Она больше не имеет права на собственное имя. Ей стоило бы сдохнуть на той полянке. Почему она не догадалась напороться на меч имперца? Почему не достала свой собственный клинок? Вцепившись в собственные волосы, выдирая целые пучки, дикарка выла на одной ноте, раскачиваясь вперед и назад, словно умалишенная. В какой-то мере так оно и было. Сейчас ее мир рушился. Рушился и горел, выплевывая снопы искр, в мгновение ока превращаясь в прах и пепел. Руки, сжавшиеся в кулаки, ударили в пол. Снова. Снова. Еще раз. Северянка со всей доступной ей яростью молотила кулаками по перекрытиям каменного монстра, который станет ее тюрьмой на ближайшие годы, и казалось, хотела размозжить себе голову. Останавливала ее только мысль о посмертии. Она поклялась на крови. Боги не прощают нарушений таких клятв. Определенно то, что готовили клятвопреступникам северные божества, было хуже рабства. Намного хуже. Умереть в бою – почетно. Малодушно сдохнуть, отказавшись от выполнения своей клятвы – ничто не могло быть хуже. Дрожа всем телом, бывшая Кошка продолжала молча и сосредоточенно молотить кулаком пол. Руки уже давно были разбиты в кровь, и каждый удар сопровождался огненным взрывом боли, но дикарка упорно этого не замечала. А может даже и наслаждалась этой болью. Ведь эта боль – сущее ничто, по сравнению с той болью, когда у тебя отбирают твоего зверя, твое имя, саму твою суть. Темные глаза северянки, до сего момента искрящиеся жизнью, превратились в пустые черные дыры, похожие на провалы глазниц черепов. Где-то на самом дне этих чернильно-черных омутов еще плескались искорки бушующих чувств, но что сможет раздуть их в полноценное пламя? Заставить северянку бороться против собственной судьбы? Разве что месть…страшная и неотвратимая месть. Кому и за что, она разберется позже. Позже…разум, пресыщенный эмоциями и переживаниями, покинул безымянную дикарку, так и оставив ее лежать на полу со сбитыми в кровь руками, так и не заметившей как давно двери ее темницы открыты и как давно там стоит оборотень и ее новый…хозяин. Имперец. Колхо. Докатилась, черт побери. Проклятие на твою глупую голову, безымянная дикарка.